Максим брел, волоча по пыли портфель, и даже начал подумывать, не взяться ли за учебники, но тут увидел во дворе профессора Минца, который сидел под кустом сирени и читал иностранный журнал. В тот миг утренние события проснулись в памяти Максимки. Он понял – надежда есть! Если Марфута забудет о своем злодейском намерении, велосипед можно спасти.
Максимка знал, что, когда Лев Христофорович читает, его и пушками не отвлечешь. И еще он знал, что дверь к Минцу никогда не запирается.
Через пять минут Максимка пошел домой. В портфеле лежал заветный пузырек.
За обедом, чтобы проверить профессора, Максим спросил маму:
– Как твой сон, не беспокоит?
– Какой сон? – не поняла Ксения.
– Об актрисе Акуловой.
Корнелий в ужасе прижал к губам палец.
Но Ксения не заметила этого отчаянного жеста.
– Ешь, сынок, а то остынет, – сказала она.
И Максимка поверил профессору Минцу.
После обеда Максим пошел к дому Марфуты, решив, что не вернется домой, пока не накапает ей в чай или в суп настоя.
Он хотел разыграть кающегося грешника, попросить о дополнительных занятиях. Все равно она забудет.
Дверь открыла Марфутина мать, она сказала, что Алла Степановна уехала в Потьму на совещание и вернется только к ночи.
Это была трагедия. Не приходить же к учительнице ночью в виде кающегося грешника.
Расстроенный Максимка уселся на берегу речки и стал думать.
В реке текла вода, много воды, но в кран Марфуты эта вода не попадет. А какая попадет?
И тут Максим сообразил: вода попадает в дома из водопровода. Если найти, где водопровод начинается, влить туда пузырек, то хоть капля доберется до учительского дома.
Сообразительный мальчуган пробрался на городскую водопроводную станцию и, пользуясь доверием тамошнего дежурного, которому Максим рассказал, что готовит доклад о работе водопровода, был допущен к водозабору и вылил в городскую сеть пузырек с настоем.
Это случилось в восьмом часу вечера. В десять Максим уже спал сном праведника. Ему снился велосипед, на котором каталась актриса Акулова…
Великий Гусляр просыпается рано. Идут на работу люди, тянутся к базару подводы и «жигулята», спешат пассажиры к первым автобусам, с реки доносятся голоса матросов и рыболовов…
Семья Кобчиковых проснулась в предвкушении большого праздника. Пока Зина чистила зубы, мать все поучала ее через дверь в ванной:
– Все начинается с ЗАГСа. Ты там должна им показать, кто в семье будет командиром.
– Ах, оставь, мама! – отвечала Зиночка. – Он у меня ручной.
Белое платье висело на плечиках и блестело стеклярусом. Все уже сидели за столом, завтракали, пили чай, только Зиночка не могла оторваться от платья. Наступал ее День.
Наконец она присоединилась к семье.
Отец, в черном костюме, при галстуке, тем временем уже встал из-за стола.
– Ты куда, папа? – спросила Зина, наливая себе из чайника.
– Куда-куда, на службу пора, – ответил папа.
И Зина весело рассмеялась.
– Разрядился как петух, – проворчала мать, отодвигая чашку. – Извозюкаешь костюм-то.
– Мама! – Зиночка сочла, что шутка идет слишком далеко.
Она нервно пила чай.
– А ты чего? – спросила мать. – Весь техникум тебя ждет не дождется, пока ты на урок явишься.
– Мама! – Но тут возмущение Зиночки тем, что родители позволяют себе так шутить в день ее свадьбы, уступило место беспокойству – в самом деле, не опоздать бы на занятия.
Зиночка побежала к себе одеваться и в изумлении увидела, что у ее кровати на плечиках висит белое подвенечное платье.
– Мама! – закричала Зиночка. – Мама, ты что здесь повесила?
Мать вошла на крик и замерла в изумлении.
– Я не вешала, – сказала она.
– Я знаю! – обрадовалась Зиночка. – Это отец купил, сюрприз хотел сделать. Он знает, что я… что мы с Колей дружим…
– Он с ума сошел! Так же сглазить можно!
– Красивое платье, – одобрила Зиночка. – А может, он в самом деле сделает мне предложение?
– Теперь деваться некуда, – сказала мать. – Платье куплено. Так что ты ему намекни.
Когда Зиночка подбежала к техникуму – она и в самом деле опоздала, – у входа маялся Коля. Несмотря на теплый сентябрьский будний день, он был в новом черном костюме.
– Ты что разоделся? – спросила Зиночка.
– Сам не понимаю, – ответил Коля. – Состояние какое-то приподнятое. Будто тебя целый месяц не видал, а сейчас увидел. Понимаешь?
– Честно, Коля?
– Честно, Зина. А может, пойдем распишемся?
Нет, не зря таинственное белое платье появилось дома.
– Жди меня после техникума, – сказала Зиночка, – поговорим. Мне надо подумать…
А между тем Зинин отец Кобчиков, понимая, что напрасно надел черный костюм, шагал по улице и удивлялся – еще вчера деревья стояли зеленые, а сегодня начали желтеть. Что с климатом делается! И все из-за спутников.
С этими мыслями он вошел в горуправление и поднялся к себе на второй этаж, заглянул по пути в приемную к Батыеву, того еще не было, но Людмила сидела за машинкой, красила ногти. Перед ней стоял какой-то приезжий и уныло повторял:
– Вы же вчера сказали, чтобы я пришел…
– Не помню, – отвечала Людмила. – Никогда вас не видела.
А сам Батыев с утра поднялся злой. Почему – не знал, но злой. Стал собираться на работу. Подумал, что виноват в этом настроении Карась. Копает под него тихой сапой, а на вид – пальцем можно раздавить. И тут в дверь позвонили. Жена была на кухне, Батыев сам открыл. Там стоял почтальон, отдал заказное письмо.
Батыев расписался, разорвал конверт. В конверте почему-то лежали два билета на поезд Вологда – Туапсе на тридцатое сентября.